Для чужих – Слава, для своих – Вячеслав Михайлович…

…Словом – как всегда. Российский модельер, которому исполнилось 80, отмечает день рождения. А как всегда – значит все работы новые и потрясающие. И когда он успел их сделать – непонятно. Но вот сделал!

В доме на проспекте Мира в Москве будет праздник, девочки и мальчики от Сибири до прочих берегов примчатся «к Зайцеву» – на свой главный праздник. И будет море страстей, и испуг, что не все войдут в зал – и всё кончится прекрасно. Это же Зайцев!

Итак. Российский модельер, известный больше на Западе, чем дома, как всегда одетый в роскошный смокинг собственного изготовления, Слава Зайцев принимает в своем Доме моды важных гостей. Их много, они съехались со всей России. Они – его желанные гости. Это все – его ученики. Они вежливы, но непредсказуемы. Лезут в лифты битком, ломают их. В некоторых городах, откуда они приехали, лифтов вообще нет. Так что встреча с Домом моды Славы Зайцева начинается чудом катания с этажа на этаж. Хозяин Дома легко управляется с ними, и многое прощает – признает важность этой встречи для обеих сторон.

Без него не обойдутся

…Идет процесс награждения, маэстро раздает дипломы. Он умеет красиво стоять на сцене, сложив руки как лорд или большой актер. Ну и стоял бы так – камеры же снимают. Так ведь нет. Он периодически берет молодые дарования за плечики и переставляет на сцене, чтобы общая картинка финала сложилась эстетно по пропорциям и цвету. Дарования послушно встают там, где он ставит, тая от счастья, – у них со Славой общий проект и работа. Они все его называют или Слава, или Зайцев. Если спросить любую из участниц, куда она приехала, ни одна из них не скажет, что явилась на финал всероссийского конкурса детских театров моды «Золотая игла». Все говорят одно и то же: мы к Зайцеву.

Поправив финальную картинку, Слава, лучезарно улыбаясь на камеру и в зал, продолжает церемонию. Строит порядок на сцене, делая это незаметно, как это делает всегда и везде. Он подозревает, что этими действиями рискует вызвать ехидные замечания. Типа все-то ему надо, везде лезет, без него не обойдутся.

Но ведь верно – без него не обойдутся. А ему надо, чтобы всё было красиво. Он и шампуни на раковине расставляет по законам композиции, и из дому не уходит, пока не приведет всё, включая накрытый стол, в идеальный порядок. Эстет.

В городской Посадской бане

Эстет Зайцев родился в рабочем грубоватом текстильном Иванове. Вырос с братом у мамы, подрабатывающей мытьем полов и стиркой белья. Это белье он разносил заказчикам, часто прилагая к стопке отутюженного продукта свой рисунок. Цветочек. Некоторые замечали подарок будущей знаменитости, но никто не догадывался, как можно будет хвастаться перед знакомыми через полвека этим дополнением к заказу.

В городской Посадской бане он был известным ребенком, поскольку умел в считанные минуты застегнуть на женской спине лифчик, даже если пуговиц было больше десяти. Тетки, радуясь, что существует в природе такой ловкий и чистый мальчишка, радостно орали на всё отделение «Славка» – и он бежал, совершенно уверенный в серьезности вызова, быстро управлялся с заказом. Наивная скорость, с которой маленький Славка Зайцев выполнял добровольно взятые на себя обязательства, умиляла теток. Ведь ничего хорошего, кроме похода в баню, в тогдашней ивановской жизни они не видели. Слава вносил в бытовую отраду дополнительный кусочек доброты и юмора. И еще чего-то такого, что смутно маячило за почти неслыханным тогда словом «Эстет».

Сейчас уже невозможно понять, что больше помогло ему стать известным и признанным – талант или труд. Точно только, что он долго шел к абсолютному признанию. От комнат в общежитиях и коммуналок, раскладушек и житья в няньках, вечной неприязни чиновников к любому неформальному проявлению любви человека к своему делу и таланту.

Зайцевская диктатура

…Итак, он стоит на сцене, окруженный толпой подрастающих продолжателей, признанный и абсолютно счастливый. Потом с каждой делегацией сфотографируется, послав в камеру лучезарную улыбку. Потом пойдет на итоговое обсуждение и чай с членами жюри, многих из которых знает, поскольку это или его однокурсницы, или бывшие коллеги. Больше, конечно, среди них женщин – такая уж это профессия. Они его обожают. Не так, как принято в московских тусовках: «Лапуля, сто лет тебя не видел», чмок-чмок. Забыл, пошел к другой лапуле с теми же точно словами, с тем же чмок-чмок. А здесь «Слава, привет! Ты как чувствуешь себя?». И внимательный взгляд. Всё посуше и поглубже.

Он и тут, разумеется, командует. Следит за порядком, кричит через стол бывшей однокурснице: «Алка! Погоди, не наливай себе ничего. Ты на чем сюда приехала?» Алка, автор одной из лучших книг об истории советской моды, одетая в авторский прикид неимоверно красивого цвета, таращит на него глазищи: «Ну, ты, Слава, даешь! А на чем, интересно, я могу приехать? На метро, разумеется» И он в ответ: «Тогда столько коньяка не пей. Много ли тебе надо-то! Не хватало тебе еще в метро в наши-то годы выпивши тусоваться. Давай-давай, отливай половину и возьми пирожок». Не позволит он своей подружке попасть в неловкое положение. Всё видит, всё предусматривает. Алла отпивает разрешенные 20 грамм, ворчит насчет вечной зайцевской диктатуры, берет яблоко и заводит серьезный разговор об особенностях детского творчества, путях-дорогах искусства, моды и российской промышленности. Слава убегает на интервью. Без коньяка, чая и пирожка. Как обычно.

Приход крысы

В пору их молодости Слава был невыездным. А когда наконец допустили до Индии, с ним случился странный, даже страшный случай. Ночью в отеле он проснулся от чего-то необычного и, открыв глаза, увидел, что на груди у него сидит огромная крыса и смотрит прямо в глаза. Потом она медленно сползла и по-царски спокойно удалилась. Дождавшись утра, Слава побежал к хозяину отеля и сказал всё, что он думает про такие отели и сюрпризы. Хозяин извинился и добавил, что такой приход крысы – огромное счастье. Он означает, что после 50 лет у человека, к которому ночью пришла крыса, наступит период благоденствия, славы и богатства. Слава даже не засмеялся.

Предсказание сбылось: страна знает, кто такой Зайцев, журналисты называют его не иначе как «Маэстро» или «Мэтр».

На носочках

А знает ли страна, кто такой Слава Зайцев? Нет.

Знают то, что лежит на поверхности. Что он модельер, мэтр моды и прежде был ведущим в программе «Модный приговор». Для этого шоу лучшей кандидатуры, чем Зайцев, было не найти. Всего, что нужно для программы, в нем с избытком: монументальная значимость и демократизм, артистизм, доскональное знание истории искусства, костюма и моды. И огромный практический опыт. К тому же он предельно доброжелателен. Но зачем он, эстет и философ, туда пошел, ведь программа-то популистская! Потому, что вечно ведется на любую возможность что-то поправить, по-умному объяснить людям. Улучшить человечество. Со святой верой работал на программе, пока врачи не запретили ему задыхаться под прожекторами студии, где к концу съемок почти весь кислород выгорает.

Вечно его тянет раскрыть душу – и в полет. Его рабочие эскизы костюмов отличаются от рисунков западных кутюрье тем, что модели воздушны и стремятся занять всё пространство листа. Цветы, шарфы, зонтики плывут в свободное пространство, дамы стоят на носочках – вот-вот взлетят. Графическая манера та же, что и у западных модельеров, но у тех полета нет. Они рационально заточены на самих себя как на объект дизайна. Эти художники молодцы и знают свое дело – но души в них нет. А Зайцев – распахнут миру. Может быть, за это его выпустил гномик, распоряжающийся судьбами талантов, из сурового строгого детства и бесплодных мотаний на красную дорожку к славе.

Из болота коллективного творчества

Странно и бесполезно рассуждать на тему, кому кто нужен. Где сидит тот гномик, который управляет потоками талантов, выпуская одних в Пушкины или в Смоктуновские, а других – оставляя в тени, про запас. Кто командует запутанным механизмом восхождения к известности? Бывают периоды, когда вообще никто никому не нужен. А бывает (изредка) – каждому рады, таланты вспыхивают один за другим и падают, как звезды в августе.

Как получился из мальчика большой художник, где причина чуда? Зайцев застал времена перемен, состоялся еще и потому, что попал в поколение 60-х. Культура этих годов подарила миру множество талантов. Они появлялись как грибы после дождя, целыми группами, писали потрясающие тексты, читали стихи стадионам, пели такие песни, что все и сегодня вытирают слезы. Авторы того времени были предельно честны. Всё создавалось впервые, словно земля и страна начали рождаться заново. Появились из-за границы термины «дизайн», «кутюрье», «мэтр». Образование художников-модельеров находилось в зачаточном состоянии, заваривалась великая путаница в понятиях инженер-конструктор, конструктор-модельер и художник-модельер. Шло время наивных ситцевых балов, наступления синтетики и кримплена, стиляг и битловок, журчания ручейков информации о жизни Запада, где великие модельеры создают моду. Из искусственно созданного болота коллективного творчества начали появляться имена. Мечтательные студентки продвинутых столичных вузов уже знали одного своего художника. Кумиром стал Вячеслав Зайцев, с тех пор ставший для незнакомых «Славой», а для знакомых – «Вячеславом Михайловичем».

Попер на святое

Кумиром и знаком 60-х он стал потому, что замахнулся на разрушение стереотипов. Попер на святое – в унылом постсталинском пространстве черных ватников для селян и зэков сделал коллекцию красивых и ярких рабочих телогреек. Свалил в одну коллекцию всё, что любил и о чем мечтал, от яркого цвета и народного искусства до молодого неукротимого желания сделать, чего не бывало. Телогрейки были сшиты там, где он работал по распределению после окончания вуза – на экспериментальной швейной фабрике Мособлсовнархоза и показаны на методическом совещании соответствующей комиссии.

Получил Слава за этот эксперимент по полной программе – за нахальство, за отсутствие чувства советского стиля и т. д. Но кому-то его работа понравилась, информация просочилась в прессу, о коллекции и авторе заговорили.

Всем улыбается

Еще бы не брать у него интервью! Он и сегодня до предела доверчив. Это можно при желании считать недостатком Зайцева. Журналисты, пародисты, знакомые, друзья и недоброжелатели постоянно ставят ему на вид: со всеми сфоткается, всем улыбнется, всех похвалит («гениально, гениально, потрясающе!»). В общем – популист.

Есть такое – всем улыбается.

Однажды в Плёсе на фестивале «Льняная палитра» к дебаркадеру, где был установлен подиум, подплыл корабль местного олигарха, чтобы подключить обесточенный подиум к электричеству. Упал где-то столб вместе с проводами, а в Плёсе это всегда надолго: гор и оврагов полно, а толковых мужиков почти не осталось. В общем, подплывает яхта-пароход к фестивальному дебаркадеру. На носу дети неорганизованные бегают, на палубе тетки с кухни, румяные и смущенные в белых колпаках сидят. Руки вежливо на колени положили – едут моду смотреть. А на корме свободно отдыхают то ли гости олигарха, то ли охрана. В сумерках не разберешь. Речь у них теперь примерно одинаковая, инвективной лексики поровну. Но видно, что гуляют давно, и расположены гулять дальше: в руках бутылки. Орут: «Ура, олигарх Х прибыл на помощь! Где тут Зайцев!» Слава, радуясь пароходику и возможности начать, наконец, запоздалый показ, идет к поручням и кричит: «Привет, ребята!» Ну, как обычно. А они в ответ: «Ну чё (инвективная лексика), не можете без нас (инвективная лексика) начать?» И счастливый пьяный смех. И хохот всех собравшихся. Слава быстренько назад, на место председателя. Не всегда народ готов к адекватному общению.

Дело в неизменном заблуждении Славы Зайцева: всех принимает не такими, как есть, а почти точным отражением себя.

Слава богу, такой техникум в Иванове был

Чего мы с ним носимся? С чего Москва постоянно обклеена рекламными баннерами о его показах? Почему его так уважают ведущие модельеры мира, за что ему присудили звания, включая почетного гражданина Парижа? Он хороший модельер? Именно за это. За то, что он стилист мирового уровня и выразитель своего времени. Классный авангардный станковый художник. По-прежнему, нигде не публикуясь, пишет хорошие стихи.

В чем его тайна? Как он сумел не растерять детские таланты, смог сохранить и развить их? Ведь гномика-то, намечающего судьбы, на самом деле нет – это просто образ, утешительная выдумка.

Слава Зайцев был сыном военнопленного, отправленного после возвращения на Родину в другой, уже советский лагерь. Сын такого отца мог поступать только в техникум на не самую престижную специальность. Слава богу, такой техникум в Иванове был. Слава учился в химико-технологическом ПТУ на специальности «Колористика ткани». Окончил его, естественно, с отличием и, пользуясь оттепелью и похвальными характеристиками, поступил в Московский текстильный институт, где работали великие педагоги, «осколки» русской школы живописи начала 20 века. Не полюбить эту специальность было невозможно. Стал великим костюмером. Живопись, стихи, фотографика прорастают всё ярче в его творческой жизни, хотя костюм – лидирует.

Самый счастливый

Дело не в жанре, дело в личности. Тут-то, казалось бы, всё вообще давно сказано. По крайней мере, в начале любого публичного действа его купают в овациях. Артисту это приятно. Но главнее – овации в конце. Важнее – оценка посвященных. С последним всегда дело обстоит хуже. В том смысле, что понимающих – мало. Но они есть.

Есть продолжатели. Есть искусствоведы, знающие, что никто, кроме Вячеслава Зайцева, с таким блеском не представляет миру традиции русской культуры. Что нет в России такого национального авторитета ни в одном жанре искусства.

Он делает то, чего не смеют за редчайшими исключениями делать сегодняшние лидеры моды (ну разве что японцы). Создает национальную моду. Каждый новый показ совершенно неожиданный, но с первого взгляда узнаваемый по авторскому почерку. Модели точно попадают в тренды будущей моды, несут дух и цитаты великой русской культуры.

Где-то пошлость уверенно пробивает дорогу на сцену и в выставочные залы. Где-то нахальные необразованные бабенки подписывают своим именем стихи великих поэтов и публикуют, не стесняясь устроить публичную презентацию и оторвать нехилую спонсорскую помощь. Где-то молодые модельеры лепят подражания самым пошлым европейским образцам, нацепив на модель многострадальный русский кокошник.

Но где-то стоит он в финале показа, брови домиком от восторга перед собственной работой, и вопит, не замечая ухмылочек всезнающих бездарных околомодников и околомодниц, что русская культура – самая лучшая. Вот она – смотрите, ребята! Опять всех, без разбора – в свои единомышленники, опять святая радость от пребывания за общим столом, где ни о чем не говорят, кроме искусства. Потом, конечно, наорет на всех, кто не так в показе делал, но на финале показа он – самый настоящий. Самый счастливый.

Ему ничего не нужно покупать

Как противоречива жизнь. Как любит он гулять по своему парку, где цветут сирени, жасмины и лилейники. Как гордится своим домом и парком, где можно видеть, рисовать, фотографировать каждый цветочек, который он потихоньку срывал когда-то на сиротливых городских ивановских клумбах. Как мало на прогулки времени. Постоянно нужно работать. Торопиться, лететь куда-то, как это было всю жизнь – зарабатывать своим трудом.

Он не умеет просить. Он умеет только раздавать.

Он, блестяще чувствующий моду и создавший на ее основе свой стиль, известный всему миру, чувствующий современность и ее тенденции – не современен в том смысле, что совершенно не умеет, а может быть, и не хочет зарабатывать деньги. Что поделаешь, гномик тут бессилен. Бог этими вопросами, видимо, брезгует заниматься, не прилагает к набору талантов такого нужного для сегодняшней жизни качества. Бог ему, Богу, судья.

И все-таки. Не покупаются всего три вещи: доброе имя, талант и любовь.

Можно только позавидовать этому художнику: ему ничего не нужно покупать.